ПОИСК




Издание зарегистрировано Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия, свидетельство о регистрации ПИ № ФС77-21265 от 08.06.2005 г.  
2022  N9-10(210-211)
ИСТОРИЯ
НЕТЛЕННОЕ ДОСТОЯНИЕ
Что является памятником архитектуры и какие постройки считать таковыми, а какие нет? Подобными вопросами, очень актуальными сегодня, люди стали задаваться относительно недавно. Еще лет двести назад ни в Европе, ни в Азии древние руины вовсе не были чем-то неприкосновенным: их в лучшем случае не замечали, а в худшем – бесцеремонно сносили, если они мешали новому строительству, или перестраивали на свой вкус.
Но по мере развития европейской культуры многое стало меняться. В середине XIX века французский историк искусства и археолог Адольф Наполеон Дидрон сформулировал принцип отношения к архитектурным памятникам прошлого. Он выражен ясно и лаконично: «Лучше ремонтировать, чем восстанавливать, лучше восстанавливать, чем перестраивать, лучше перестраивать, чем приукрашивать; ни в коем случае нельзя ничего добавлять и, главное, ничего нельзя убирать». Младший современник Дидрона, английский теоретик искусства Уильям Моррис, развил философию консервации древностей с минимальным вмешательством в руины, ввел понятие «честного ремонта», когда должны быть четко различимы старые и реставрационные участки стен и прочих архитектурных деталей.
Прошло несколько десятилетий, прежде чем эти принципы отразились в таких важных международных документах, как Венецианская хартия 1964 года по вопросам сохранения и реставрации памятников и достопримечательных мест, закрепляющая профессиональные стандарты в этой сфере деятельности. Позже появилась Конвенция ЮНЕСКО об охране всемирного культурного и природного наследия, вступившая в силу в 1975 году. Туркменистан ратифицировал эту конвенцию в самом начале своего независимого развития и с тех пор в стране немало сделано для того, чтобы все мероприятия, связанные с памятниками прошлого, соответствовали международным нормам.
Это только кажется, что глиняные стены недолговечны. В Туркменистане, как и во всей Центральной Азии, еще можно увидеть немало глиняных замков и городских укреплений, чей возраст превышает тысячу лет. Конечно, все эти многочисленные сооружения из необожженного кирпича давно утратили свой первоначальный лоск, но они все-таки стоят наперекор стихиям и вопреки времени. Они не могут спорить с каменными конструкциями, у которых в запасе вечность, но успешно конкурируют с постройками из жженого кирпича. Объясняется это до банальности просто: керамические строительные материалы, как, впрочем, иногда и каменные, в прошлом нередко использовались вторично. Ради новостроек зачастую полностью разбирались профессионально сделанные памятники более ранних периодов истории.
У глиняных стен есть свои несомненные преимущества, которыми активно пользуются жители всех жарких стран мира. При должной толщине они очень устойчивы и, самое главное, обладают низкой теплопроводностью: хорошо сохраняют тепло очага зимой, а летом – прохладу. Самой уязвимой частью являются, конечно, перекрытия – и плоские деревянные крыши, обмазанные сверху глиной, и сырцовые купола: своды всегда обрушиваются первыми, поэтому среди уцелевших глиняных памятников почти нет ни одного с целыми перекрытиями. А при отсутствии крыши дом начинает разрушаться гораздо быстрее, пока не доходит до стадии определенного равновесия, когда остаются лишь остовы мощных стен.
И здесь у того, что осталось, появляется иная угроза – теперь снизу. Это достаточно новая проблема, связанная с повышением уровня грунтовых вод, а соответственно и ростом засоления почвы, что влечет образование соли на древних стенах и проникновение влаги в кирпичную кладку. В результате нижние части стен теряют прочность, выветриваются, целые блоки кирпичей отваливаются и, в конце концов, падает то, что еще держалось сверху.
Такое стремительное старение памятников древности и Средневековья происходит с тех пор, как они оказались в зоне современного освоения старых оазисов. Сухая, обезвоженная пустыня веками хранила эти остатки заброшенных городов в стабильном состоянии, но начало интенсивной ирригации стало причиной их быстрого разрушения. Это касается в одинаковой степени построек из глины и жженого кирпича: влага и соль их общий враг.
Получается, что люди сами создали ситуацию, критическую для сохранения наследия своих предков. И решать ее тоже приходится людям. Когда масштабы бедствия стали очевидными, специалисты забили тревогу и начали предпринимать меры на организационном уровне. С давних времен при Министерстве культуры Туркменистана существовала Государственная инспекция по охране памятников истории и культуры и изобразительного искусства. Однако долгое время ее деятельность не соответствовала масштабам имевшихся проблем. Ситуация стала меняться только после того, как была провозглашена независимость Туркменистана.
Знаменательно, что в числе первых законов вновь созданного Туркменского государства был принят закон «Об охране памятников истории и культуры Туркменистана» (19 февраля 1992 года), а следом было создано Национальное управление по охране, изучению и реставрации памятников истории и культуры. Двадцать лет спустя появился новый закон Туркменистана «Об охране объектов национального историко-культурного наследия», а также утвержденный главой государства «Порядок организации охранных зон исторических, археологических, градостроительных, архитектурных и монументальных художественных памятников, объектов природного ландшафта», устанавливающий правила создания и режим содержания особо охраняемых территорий.
Едва ли не самый важный итог минувших тридцати лет независимости – формирование хорошо организованной системы государственных историко-культурных заповедников во всех пяти регионах Туркменистана. В прежние времена многочисленные археологические и архитектурные памятники, разбросанные в городах и селениях, в пустыне и в горах, были не то чтобы бесхозными, но нередко даже не имели регистрации, не стояли на учете, хотя бы формальном. Ситуация изменилась только благодаря заповедникам со своими штатами инспекторов, археологов и мастеров-реставраторов, которые при очень скромном бюджетном финансировании умудряются по сей день исполнять свои обязанности.
Восемь таких археологических парков созданы в местах наибольшей концентрации исторических памятников, хотя в зону их ответственности входят все выявленные объекты в достаточно обширных административных границах целой области. Исключение составляет Ахал, где действуют четыре заповедника: «Ниса», «Абиверд», «Серахс» и «Геокдепинская крепость». Всего в стране к настоящему времени на государственном учете состоит 1442 объекта, и эта цифра возрастает по мере того, как инспекторы заповедников выявляют ранее не учтенные памятники. Примерно 80 процентов из них считаются археологическими, то есть скрыты в земле или раскопаны на уровне плановых структур каких-то неизвестных древних построек. Лишь оставшиеся 20 процентов в той или иной степени сохранили свой архитектурный облик. В основном все они построены из сырцового кирпича и пахсы – битой глины, которая укладывается слоями при возведении стен.
Руководитель Национального управления по охране, изучению и реставрации памятников истории и культуры доктор архитектуры Мухаммед Мамедов в течение всех этих лет координирует большую работу по подготовке номинационных досье для включения археологических и архитектурных памятников Туркменистана в Список всемирного наследия ЮНЕСКО. Зримым результатом этой деятельности стало включение в престижный реестр мирового значения наиболее выдающихся сооружений Древнего Мерва в 1999 году, Куня-Ургенча в 2005 году и парфянских крепостей Нисы в 2007 году. Подготовлены материалы по транснациональной номинации «Зеравшан – Каракумский коридор Великого Шелкового пути», в которую входят средневековые караван-сараи в пустыне между Амулем и Мервом.
В дальнейших планах – памятники Дехистана. Они пока еще не состоят в Списке всемирного наследия, но это вопрос времени. По своим архитектурным достоинствам, исторической уникальности, состоянию сохранности они соответствуют основным критериям, предъявляемым к объектам такого рода. В них есть, пожалуй, самое главное: аутентичность каждой постройки, очень корректное вмешательство реставраторов, которое не разрушает дух подлинности и не превращает средневековые структуры в надуманные декорации, имитирующие древность.
Нельзя не сказать и о том, что с 2001 года в Туркменистане успешно осуществляются проекты, которые финансируются на конкурсной основе из Фонда послов США по сохранению культурного наследия. За 20 лет благодаря этим грантам удалось буквально вернуть из небытия остатки глазурованной мозаики с изображениями двух драконов, некогда украшавших фасад мечети XV века в Анау; музеефицировать уцелевшие фрагменты настенной живописи парфянского времени из Старой Нисы; укрепить конструкции мавзолея Абу Саида Абул Хайра (Меана-баба, XI век); в Куня-Ургенче восстановить облицовку шатра над мавзолеем хорезмшаха Текеша (конец XII – начало XIII века) и реконструировать кенотафы в мавзолее Наджм ад-Дина ал-Кубра (XIV век); в Дехистане продлить жизнь уникального михраба мечети Машад-ата (конец IX – начало Х века) и монументального портала мечети хорезмшаха Мухаммеда II (начало XIII века); в Мерве провести целый комплекс исследований и восстановительных работ на Большой Кыз-кала (IX–X века); на берегу Амударьи начать большой проект по реставрации караван-сарая Даяхатын (XII век).
Перед реставраторами всегда встает один и тот же вопрос: до какой степени целостности можно реконструировать полуразрушенный памятник? Где границы допустимого? На первый взгляд ответ есть четкий и ясный, он сформулирован в упомянутой выше Венецианской хартии. И ответ такой: реставрация заканчивается там, где начинается фантазия. К сожалению, на практике далеко не всегда удается выдержать этот принцип. Многие рассуждают так: зачем нам руины, если есть возможность восстановить здание целиком? И нередко случается, что где-то в сельской местности жители сами, методом народной стройки, сносят древний оригинал и ставят на его месте современное сооружение, призванное заменить собой уничтоженный памятник архитектуры. Обычно это происходит с так называемыми святыми местами – мавзолеями особо почитаемых духовных лиц прошлого, чьи реальные или символические могилы являются объектами паломничества верующих. Подобные случаи единичны, но и в профессиональной практике иные реставрационные решения воспринимаются критически не только другими специалистами, но и массовой публикой.
Такое противоречие отчасти разрешает Нарский документ о подлинности, принятый ИКОМОС по инициативе правительства Японии в 1994 году. В нем обосновано более широкое понимание понятия «аутентичности» при реставрации памятников с учетом культурного разнообразия и местного наследия. Эксперты ЮНЕСКО признали, что сама концепция и применение этого термина варьируются в разных национальных культурах. Стало быть, при оценке аутентичности конкретных памятников надо принимать во внимание их основной культурный контекст.
В Туркменистане за последние годы принят ряд важных документов для укрепления материальной базы заповедников, утверждена «Государственная программа на 2022–2028 годы по бережному отношению, сохранению и изучению объектов национального историко-культурного наследия, а также включению их в туристические маршруты». Все это свидетельствует о том, что на государственном уровне не только признается безусловная ценность памятников прошлого, но и принимаются конкретные меры для спасения нетленного достояния нации.

Руслан МУРАДОВ


©Международный журнал "Туркменистан", 2005