2022 N5-6(206-207) | ||
ИСТОРИЯ | ||
ПОД ПОКРОВОМ НЕБЕС
Тысяча восемьсот лет прошло после падения Парфянской державы, когда вся территория от Каспийского моря до Амударьи вошла в состав государства Сасанидов. Этой персидской династии удалось продержаться на политической сцене свыше четырех столетий и в ходе многолетних войн с соседями – Византией и Тюркским каганатом – в первой четверти VII века расширить границы своих владений до Египта на западе и предгорий Памира на востоке. Сасанидская эпоха оставила многочисленные следы в культуре народов, населявших эту громадную империю Древнего Востока, есть они и в Туркменистане. Задолго до появления ислама три мировые религии одновременно присутствовали в городах Хорасана – северной области, подчинявшейся Сасанидам. Это, прежде всего, зороастризм – их государственная религия, а также буддизм и христианство.
Никто не знает, когда и где жил пророк Заратуштра, но многие ученые уверены, что его родиной была Маргиана или соседняя Бактрия на территории современного Афганистана. Ни Авеста, священная книга зороастризма, ни более поздние тексты не упоминают его в связи с какой-либо исторической фигурой, как, например, Иисус Христос упоминается в связи с Понтием Пилатом и Иродом Великим, историчность которых не вызывает сомнений. В Авесте Заратуштра изображается как поэт и священник, которому бог Ахурамазда даровал откровение. Это произошло в день весеннего равноденствия, во время новогоднего праздника Новруз. Бог открыл ему причины человеческих бедствий и принципы, которым должны следовать люди, участвуя в извечной борьбе добра и зла. В этом учении вода и огонь являются символами ритуальной чистоты, и связанные с ними церемонии очищения считаются основой зороастрийских ритуалов. Эта религия также утверждает существование души и воскресение тела во время Великого обновления, которое наступит однажды. Смерть считается делом злого духа Ангра-Майнью, в то время как земля и все прекрасное – чистая работа Бога. Зороастрийцы верят, что телом после смерти овладел оскверняющий его демон Насу. Вот почему любой контакт между мертвой плотью и такими священными субстанциями, как земля, вода и огонь, считается святотатством. Из-за этого зороастрийцы оставляли тела своих умерших на открытом воздухе, пока птицы не съедали плоть, а солнечный свет и дождь не очищали кости. Лишь затем их складывали в специальные сосуды – оссуарии, представлявшие собой керамические урны для хранения костей. Сами же оссуарии помещали в склепы-наусы, немало таких сооружений раскопано археологами. В Государственном музее Туркменистана можно увидеть один из самых выразительных оссуариев: на его боковой дверце изображена хищная птица, держащая в клюве некий предмет. Смысл этого изображения нам неведом, как и многое из того, что связано с религией огнепоклонников, как иногда называют зороастрийцев. Еще один редчайший экспонат этого музея – расписная ваза из Мерва – проливает свет на их обычаи. Вся поверхность столь необычного сосуда, который датируется V–VII веками, покрыта цветной росписью, содержащей четыре сцены. Они представляют собой последовательный рассказ из четырех сюжетов: пир, охота, оплакивание и погребение правителя Мерва. Не вызывает сомнений, что изначально это тоже был оссуарий. Главными объектами зороастрийского культа были храмы огня. В Мерве, который в эпоху Сасанидов был одним из мегаполисов Древнего Востока и лишь немного уступал халдейскому Вавилону по площади и населению, до сих пор не найдено ни одного такого святилища. А ведь в зороастрийских книгах Мерв (Моуру) отмечается как одна из шестнадцати земель, созданных Ахурамаздой. В анонимной романтической поэме «Вис и Рамин», которая, возможно, восходит еще к парфянскому периоду, упоминается храм огня, расположенный недалеко от одних из ворот Мерва. Очевидно, лишь слабая археологическая изученность этого гигантского городища является причиной того, что следы зороастрийских храмов там пока не найдены. Всего два памятника на территории современного Туркменистана уверенно отождествляются учеными с такими храмами. Это Ак-депе возле железнодорожной станции Артык, который раскопали археологи Аннагельды Губаев и Сергей Логинов, и Меле-Хейран в районе Серахса, открытый польской экспедицией под руководством профессора Барбары Каим. Последний дал наиболее впечатляющий материал. Обычный с виду курган таил в себе остатки здания V–VII веков, возведенного на невысокой кирпичной платформе и состоявшего из десяти помещений. Главный вход в храм вел в небольшой дворик, где находился глубокий колодец. Его присутствие доказывает, что вода имела большое значение в зороастрийских ритуалах. Далее располагался большой зал, перекрытый высоким сводом. Вдоль его стен были подиумы, облицованные лепным рельефным орнаментом – теперь его надежно законсервировали и перевезли в Музей изобразительных искусств Туркменистана. Главное храмовое помещение с круглым алтарем посередине, на котором горел ритуальный огонь, украшали однотипные скульптурные рельефы. Среди многочисленных находок, оказавшихся в храме Меле-Хейран, и ныне представленных в ашхабадском музее, выделяются многочисленные предметы художественной резьбы по кости. Особенно хороши детали ритонов в виде скульптурных изображений головы волка, других животных, а также людей в характерных костюмах той эпохи, костяные заколки для одежды или пышных причесок, гадательные палочки и прочие атрибуты быта. Основные открытия, связанные с буддизмом, археологи сделали опять-таки в Мерве, на территории его античного городища Гяур-кала. Оно и сегодня возвышается над всей округой, а некогда неприступные стены его круглой цитадели Эрк-кала, хотя и сильно оплыли, но видны за много километров. Вопрос, как и когда буддизм достиг Маргианы, остается спорным, но его существование в культурном ландшафте космополитического Мервского оазиса в историческом прошлом неоспоримо. Благодаря многолетней деятельности Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции (ЮТАКЭ), которую возглавлял академик Михаил Массон, там обнаружены три буддийские постройки: за восточной стеной Гяур-калы находилась ступа, датируемая VI–VII веками; чуть дальше, в предместье, – ступа XII века и, наконец, массивная ступа с сангхарамой (буддийским монастырем) – в юго-восточном углу Гяур-калы. Именно там найдена голова огромной глиняной статуи Будды, а также несколько миниатюрных каменных статуэток с изображениями позолоченного Будды и другими индийскими сюжетами. Эти предметы мелкой пластики родом из Гандхары – области Древней Индии, где процветало камнерезное искусство. В Гяур-кале статуэтки были спрятаны в реликварии возле ступы вместе с санскритскими рукописями и прочими ценностями. Исследователи полагают, что строительство буддийских памятников в Мерве может быть связано с глубоким кризисом империи Сасанидов между второй половиной V века и первой половиной VI века. Этот кризис вызвали эфталиты – воинственный центральноазиатский народ, который представлял серьезную угрозу для Сасанидов. Влияние эфталитов, чье государство занимало земли современного Афганистана и северо-запад Индии, способствовало проникновению буддизма в Мервский оазис. Это, конечно, не исключает возможности того, что буддисты действительно присутствовали в Мерве до оккупации эфталитами, но очевидно, что прежде их было слишком мало и они были слишком слабы, чтобы построить буддийский центр в зороастрийском городе. Терракотовая фигурка бодисатвы, то есть человека на пути к превращению в Будду, найденная польскими археологами в Серахском оазисе, предполагает, что и там присутствовали последователи этой конфессии. Древний Мерв также сыграл важную роль в истории восточного христианства. Учитывая роль Мерва на торговых путях, купцы, путешествующие из Средиземноморья в Китай, возможно, были первыми последователями Христа, прибывшими в Мерв. Хотя ранняя история христианства в Парфянском царстве известна мало, вполне очевидно, что распространение его не встречало того противодействия, какое было в Римской империи. Частые гонения на христиан, тысячи мучеников за веру – ничего подобного в Парфии, в отличие от Рима, не было. К моменту, когда Парфия погибла и власть перешла к династии Сасанидов, здесь уже насчитывалось более тридцати епископских кафедр. Именно с сасанидской эпохой связаны наиболее достоверные и хорошо документированные сведения о раннем христианстве на территории современного Туркменистана. Аль-Бируни, знаменитый ученый-энциклопедист, живший на рубеже X–XI веков, писал о христианском миссионере по имени Баршабба, который прибыл в Мерв «примерно через двести лет после Христа». Столь ранняя дата ненадежна, а расплывчатый термин «около двухсот лет» может указывать на то, что у него не было доступа к точным свидетельствам. Легенда о Баршаббе, однако, сохранилась в арабских хрониках XIV века. Из них можно узнать, что Баршабба, который позже стал первым епископом Мерва, был одним из тех, кто прибыл в Персию из Сирии по воле сасанидского царя Шапура I, правившего в III веке. Он остался при дворе и сумел добиться благосклонности царя. Но когда выяснилось, что Баршабба обратил в христианство сестру и жену Шапура, царь пришел в ярость, и священника выслали из столицы в далекий Мерв, где он со временем добился успеха своей миссии. Правивший в начале V века сасанидский царь Йездигерд I уже сам стремился вовлечь христиан в имперскую политику. На его медных монетах, отчеканенных в Мерве, вместо зороастрийского огненного жертвенника на реверсе изображен крест в обрамлении развивающихся лент. Последним драматическим актом сотрудничества между христианской общиной Мерва и монархией стало участие местного епископа в погребении последнего царя этой династии Йездигерда III, погибшего в окрестностях города, где он скрывался от преследований наступавших арабов. Пожалуй, самым значительным и доказанным фактом христианского присутствия в Мерве явилось обнаружение руин церкви близ городища Дуечакын в 15 километрах севернее современного города Байрамали. Местные жители издавна называли эти руины Хараба-кешк, что означает буквально «Развалины дворца». Никаких преданий об этом сооружении не сохранилось. Не было и речи о том, что оно могло быть связано с христианством до тех пор, пока осенью 1951 года сюда не пришел отряд ЮТАКЭ, который возглавляла Галина Пугаченкова – впоследствии академик и крупнейший специалист по истории архитектуры и искусства Центральной Азии. Она тщательно обследовала эти руины и пришла к выводу, что здесь стояла типичная для первых веков христианства однонефная базилика, распространившаяся в ту эпоху и позже на Ближнем Востоке и в Закавказье. Неф – это прямоугольное в плане внутреннее пространство храма, расчлененное аркадами или колоннами. Трехнефные церкви стали популярны в Средневековой Европе, а однонефные – в Азии. Это здание использовалось несколько веков, и лишь после того, как глиняные своды центрального зала обрушились, люди оставили его, и постепенно вся постройка превратилась в высокий холм. Сомнения скептиков в том, что бесформенные на первый взгляд руины действительно были христианским храмом несторианского толка, окончательно развеяла находка нательного бронзового креста. Теперь он находится в Марыйском историко-краеведческом музее вместе с другими находками из Хараба-кешка. По словам петербургского востоковеда Александра Никитина, много лет посвятившего изучению эпохи Сасанидов, роль Мерва как культурного и торгового центра, по-видимому, позволила ему приобрести какой-то особый статус, в силу чего иноверцам в этом городе жилось более свободно, и они не подвергались тем гонениям, которые порой обрушивались на них в западных областях державы. Веротерпимость Сасанидов была необходимым условием для поддержания дипломатических и торговых отношений с соседями. В VII веке они сопротивлялись нашествию арабов в общей сложности более двух десятилетий, но проиграли, а Мерв покорился арабам без боя в 652 году. Торжество ислама стало здесь прямым следствием арабского вторжения, и в этом существенное отличие мусульманской веры от буддизма и христианства, которые тоже были «импортными» религиями, но проникли в Среднюю Азию мирно и постепенно, никогда не претендуя на роль государственной религии. | ||